Não teve mais história a manhã, salvo a relutância trivial dum esquentador há muitas semanas fora de uso, foi ali um desbaratar de fósforos antes que se afirmasse a chama, e também não merece desenvolvimento particular a melancólica deglutição duma chávena de chá e três bolinhos secos, restos da ceia de ontem, e o banho na profunda tina, um pouco sarrosa, entre nuvens de vapor, a cara com vagar escanhoada, primeira vez, segunda vez, como se tivesse algures um encontro marcado com uma mulher, ou ela o viesse visitar clandestinamente, embuçada em gola e véu, ansiosa por este cheiro de sabonete, por este odorífero traço de água-de-colónia, enquanto outros cheiros mais violentos e naturais não confundem todos os cheiros num cheiro de corpo, urgente, aquele que as narinas frementes absorvem, aquele que faz ofegar os peitos depois da grande corrida.
Ничего примечательного в это утро не случилось, если не считать долгой возни с газовой колонкой, бездействовавшей на протяжении многих недель, а потому упорно не желавшей зажигаться, так что пришлось исчиркать чуть ли не целый коробок, прежде чем вспыхнуло пламя запальника, как едва ли заслуживают подробного рассказа меланхолическое чаепитие с тремя печеньями - остатками вчерашнего ужина - и купанье в глубокой, местами проржавевшей ванне, окутанной клубами пара, и тщательное, двукратное бритье - можно подумать, будто предстоит свидание с дамой где-то в городе или она сама, подняв воротник и опустив вуаль, тайком прокрадется сюда и ощутит запах бритвенного крема, аромат одеколона, которые будут витать в воздухе до тех пор, покуда от других запахов, более резких, в большей степени присущих плоти и свидетельствующих о безотлагательности желания, не затрепещут нетерпеливо ноздри, не задышит бурно вздымающаяся грудь глубоко и неровно, как после долгого бега.